Осенью этого года я сдала в типографию рукопись второй книжки. Если кратко, то это сборник моих текстов разных времен с общим посылом «как жить, если кажется, что мир катится в пропасть». По итогам этого года нужно писать уже другую: «как жить, если мир действительно скатился в пропасть и не собирается оттуда выкатываться».
Как мне кажется, любая обширная травма идет по стадиям:
1. Зачем теперь жить?
2. Как теперь жить?
3. Как построить из того, что осталось, новую жизнь?
4. Имею ли я право на эту новую жизнь?
5. А вдруг и эту новую жизнь отберут?
Как видите, я не психолог, поэтому в моей градации пункта «принятие» вообще нет. Это вам пусть какие-то другие авторы рассказывают про гармонию и успокоение, а я вам из декабря 2022 пишу.
И мы, конечно, понимаем, что в любой жопе надо пытаться искать что-то хорошее, что нужно радоваться и надеяться, несмотря ни на что, и что не сломлен лишь тот, кто продолжает день за днем замечать, что природа прекрасна, воздух чист, дети кашу едят. Но вот как честно и взаправду радоваться и получать от этого удовольствие, смотреть на ту природу и вдыхать полной грудью, умиляться детям и верить в самое хорошее – вот это непонятно. Ведь где-то и воздух не чист, и с природой печально, и дети… Лучше не продолжать. Зажмуриться и не продолжать.
В начале года Шульман, кажется, говорила о том, что любая травма пытается заполнить собой всё возможное пространство как какой-то газ, подменить личность, заставить тебя самоидентифицироваться с тем ужасом, что произошел и происходит. И надо этому как-то противостоять.
Но полностью отречься от существующей в тебе боли, как по мне, – тоже расчеловечиться. То есть если это только твоя личная персональная боль и ты пытаешься вычеркнуть ее из себя, вырвать, как лист из блокнота, то, во-первых, конечно же, не получится, а во-вторых, это же часть тебя, часть пути, биографии, уроков и всего такого. Ты пытаешься уничтожить часть себя, а это вообще ничем хорошим закончиться не может.
А если это травма свидетеля и ты пытаешься закрыть глаза и уши и громко бормотать «ничего нет, ничего не происходит, это меня не касается, я все равно ничего не могу, зачем мне этим забивать голову», то остаешься ли ты человеком после этого?
Есть такие бездны, в которые смотреть нельзя и не смотреть нельзя.
В конце года я, кажется, нашла свой ключ к этой шкатулке.
Мой секрет заключается в том, что я – больше. Не в смысле жопу нажрала от стресса, хоть и не без этого, но я – больше.
Во мне есть ужас и боль. Они огромные и яркие и занимают очень много места. Но я не позволю им занимать всю меня, потому что я – больше, чем мои ужас и боль.
Во мне есть печаль и сострадание. Но я больше, чем просто печаль и сострадание, поэтому они не съедают меня полностью.
Во мне много злости. Но я больше, чем моя злость. Ей меня не сжечь изнутри.
Во мне много радости и нежности. И им не тесно рядом с ужасом, болью, печалью и злостью. Потому что я больше и своей радости.
Во мне много любви и надежд. И я не наивная идиотка, забывшая все, что было. Потому что я больше своих надежд и даже больше своей любви.
Я человек. Во мне вообще всего много. Я могу расширяться бесконечно, чтобы вместить вообще все. И старое, и новое. И болезненное, и исцеляющее. И смешное, и страшное.
Я не литературный персонаж и не застывшая картинка, чтобы передавать только какую-то одну идею или эмоцию. Я живой человек и, как у каждого из ныне живущих, у меня огромная неисчерпаемая душа. В ней полно всякой всячины. И нет там иерархии.
Это не конкурс талантов, где корону «мисс душевные терзания» получает какая-то одна эмоция, а остальные завистливо кусают маникюр. Это скорее икеевский склад, где есть и диван по цене вертолета, и набор свечечек. Что-то занимает больше места, что-то меньше. Что-то стоит дороже, что-то дешевле. Но все помещается. И стул не спорит с тумбочкой о том, кто главнее, и никакая мебель не пытается выжить другую со склада.
Какая-то хрень вообще непонятно как туда попала и для чего в хозяйстве нужна. Какие-то «интерьерные решения» вообще вырвиглазный пиздец, далеко не всё со всем сочетается, что-то оставлено до лучших времен и, дай боже, пригодится на какой-то распродаже.
Но все это есть. Все важно, ценно и составляет меня.
Я могу искренне радоваться жизни и наслаждаться вкусным ужином, даже если вокруг столько боли. Я могу помнить о страшном и продолжать жить, не ломаясь. Я могу вспоминать прошлое и планировать будущее.
Человек вообще может почти все. И хорошее, и плохое.
Такая вот забавная тварь божья. Почти всесильная и все вмещающая.
